Э.П.  В.С.

Тоска за мной тащилась по пятам, хоть - плут порядочный -
я двигался зигзагом, в три притопа. Опа-опа.
Как - змейка с глазиком, колючий изумруд -
она бурлила в колбе винного бокала. Дай забыться
финалом фолианта Знаний Дня! Но книга
из-под руки, страницами треща, вспорхнула
и села за аквариум. Крепись. Штанины засучив,
я ринулся в погоню. Наконец -
брависсимо, упрямый орнитолог! -
настиг ее у бледного огня.

        - Глаз-фиалка, глаз-фиалка заморгался у меня!

        "Мир лишь звон, а мы лишь звенья.
        Вот ворвется с тростью Зверя
        Гость."

Смотрю в санскрит. Смеяться? Как же! Пью.
О прыть сердцебиенья! Что она
для капель бюста женщины Линор.
Я лишь блюститель фразы, Муза. Право,
я за того бы высушил бокал,
кто там сейчас трезвонит тростью в стекла!
Не молотком ли бронзовым сам По?
Что русская зима скитальцу бездны?!
Мы с ним, как с человеком, подойдем
лечиться к чашам. Стужа у камина.
Стучит!
Колени приспустив, я встал и задал
в оконце дребезжащее вопрос:
        - Сэр, - я сказал, - зачем вы бьете тростью
по стеклам, как в балете Люцифер
в цилиндре? Вы же видите, проспект
переобут часами Петербурга.
Здесь все танцуют гибель, Эдгар! Вальс,
петух-петарда, двор-дворец, и люстры,
и - в кресле из сафьяна, в волосах -
усмешка Гоголя. Сенат. Семнадцать. Пушкин
из списка вычеркнут. И Лермонтов еще
в ресницах мальчика. Не рано ль - на рапирах?
Что вам Россия наша, Эдгар? Рифмы
у нас - кираса, розга и Иркутск.
Где вам с рюмашкой-Реомюром против
спирт-Цельсия с Урала! Улялюм?!
Вот русский мальчик в бачках, в револьверах
грядет - грозит Кавказу в бурках, вот
Лубянке пишет с пулей: "не винить...",
вот в "Англетере" вены водит бритвой.
Напустим крестной крови в ванну и
купаем несмышленое дитя
Искусства...

        Я открыл окно из дома,
чтоб тайну трости выдать - и взошел
бесцеремонно ворон-пиротехник,
перо в перстнях, и с пряжкой в башмаке,
на подоконник лапой встал, как мрамор
Линор мою озрел со всех сторон,
за крылья и не взялся - когти взял,
на бюст взобрался, цепкий. Что ему
воззванья вин? Я все ж воззвал:
        - Ты выбрит,
и с хохолком, а Дух мой вылит в чаши,
и есть ли кто, кто выпьет их? Пророк!
ведь ты не трус - ты, вырод с носом мифа,
зловещий! Гость из книг! два льда в две чаши,
иль - в залп и не до льда?! Коль выпьем мы,
то ветер выйдет в Индию, певец!
Рассыпалась оконная слюда,
и гаркнул вран мне - в рот мне:
        "Никогда!"
 Чаинка часа падает ко дну.
Будь проклят ты, в бинокле, вран-заика,
латыни
льдинка звука: "Nevermore!"
Пой, бард, по чаше!
Гири - на часах.

        "Шептал камыш, цвел в море мак,
        и ворон на макушке жил,
        потом полез в гнездо - поесть яйцо дрозда,
        и дрозд убил его. И бросил в пыль (а ворон был здоров!).
        Лежит теперь, раскинув руки, весь в пыли... Тяжел
        у жизни нашей лет, товарищ труп."